The wreckage of yesterday’s dreams
Обобщая записи на тему Спирального Рукава Майкла Фрэнсиса Флинна, можно удостоить эту тетралогию переходящей награды за лучшее в космоопере XXI века построение на весьма актуальный ныне мотив «холодной войны» двух еще могущественных, но движущихся в разные стороны к/от стадии упадка человеческих цивилизаций.
Флинновское будущее в действительности должно бы писаться (по-русски) через косую черту — б/удущее, столько всего в нем уже произошло с тех пор, как Мариса ван Хёйтен, гендиректор «Ван Хёйтен Индастриз», затеяла в Огненной звезде реанимировать американскую пилотируемую космонавтику и заодно парадигму школьного образования,
чтобы не помешаться окончательно от страха перед столкновением Земли с астероидом.
А сколько уже безвозвратно потеряно и сколько еще предстоит возложить на погребальные костры из листвы, опавшей глубокою осенью очередного и вечно нового космического средневековья.
Капитаны кораблей сперва отправлялись на поиски жизни, уверенные, что такая отыщется в изобилии. Повторяли мантру, которая называлась молитвой Дрейка. Но ответов на молитвы не получали, если не считать лишайников Дао Хетти или червей Юц’ги, а также, кое-где, вялых морей, пенившихся эукариотами. На нескольких разбросанных вдалеке друг от друга мирах были обнаружены не поддающиеся расшифровке свидетельства того, что в незапамятные времена здесь бродили Иные. Где они? Где они?
Казалось, что нигде. И вот, за недостатком подлинных инопланетян, люди Терры сотворили собственных. Великие учёные валлахи древности, возившиеся с генами растений и животных, занялись даже генами самих людей, преобразуя разочарование в радость и оформляя каждый новый мир в ответ на особую потребность. Явились новые люди, с их грёзами нового рода. И разбросали они Ковчеги, словно семена одуванчика, дабы ускорить развитие миров, куда сами бы никогда не отважились ступить.
Некоторое время великие флотилии суспензорных кораблей стравливали демографическое давление дома, унося излишки. Не помогло. В энергичный век и размножаются энергично, а те, чьи колыбели пусты, испытывают также и нехватку иного рода. В другие времена люди принимались искать уютные уголки, где можно было бы наконец зажить так, как хочется. Это тоже не срабатывало, ибо человек приносит угнетение повсюду, где появляется, и мечтатели навязывают свои мечты детям. Наконец, выпадали времена, когда их принуждали против воли по соображениям экономического, политического или юридического характера.
В итоге Спиральный Рукав оказался заселён, по существу, благодаря лишь осмосу, сложной смеси любопытства, алчности, обездоленности, гонений и умышленной эксплуатации. Кашица размазывалась тонким слоем. Случайная выборка звёзд не приносит зачастую ничего, даже смерти, ибо, чтобы умереть, необходимо сперва пожить. Не каждую звезду ласкают отростки Электрического Авеню, и некоторые миры вращаются вовеки недосягаемыми, как ни близки они в прямом измерении расстояний. Но даже внутри сети миров попадаются планеты, которые Ковчеги не трогали: миры течений, тупиковые, вихрящиеся, настолько скудные даже на неодушевлённую материю, что мало смысла было окроплять их одушевлённой; супер-Юпитеры, крутящиеся, точно дервиши у огня, марсоподобные миры, слишком слабые на гравитацию, чтобы удержать тёплые атмосферные одеяла, миры, окутанные так плотно, что сам воздух там сдавливает, разламывает, выжигает любую надежду на жизнь. Но там и сям попадаются оазисы, которые можно облагородить и довести до стабильной — порою едва устойчивой — обитаемости. В этой просторной, нетронутой и неприкасаемой пустыне расселялось человечество, переползая по складкам пространства. Порою странники держали головы свои высоко и гордо, временами — брели в кандалах. Иногда потому, что приходилось всем жертвовать, или же потому, что терять было нечего.
Как заметил по схожему поводу Ганн в Машине Трансценденции, там, где «иерархия общества определялась не по рождению, а по старшинству», считается обычно, что «оптимальное состояние — стазис, когда все на свете — народы, культура, политика — остается таким же, как испокон веков».
Конфедерация Центральных Миров уверена, что сумеет продержаться так столетия, а другие падут; управляет ею сокрытая за масками олигархия Имен. Имена — не вполне люди и не совсем божества, они хоть и не ровня Шри Эйнштейну или Шри Максвеллу, но, подобно желязновскому Джеку-Валету Теней, слышат свои имена всякий раз, когда их по неосторожности или с умыслом произносят в тени или на свету.
Тени, кстати, здесь тоже есть, у них своя, старательно обфусцируемая от овец, отвыкших смотреть вверх, этика, химерически (но очень красиво и творчески) переиначивающая не то (а)моральные кодексы спецслужб и корпоративных разведок, не то наставления духовно-рыцарским орденам докосмической Терры.
До какой степени, размышляла она порой, их собственная верность сформирована этими сказками, преданиями о Тенях в ярких одеяниях, которые рвутся вперёд, дабы умереть с честью во славе? Историями о благородных словах, сказанных в благородном обществе, историями, где даже казни проводились помпезно и с соблюдением ритуалов. В былые дни на Эдакассе для Мэнва Чертахансона возвели плаху, задрапированную слезотканью, предоставили ему повязку на глаза из алого бархата (он, конечно, отказался), палачом же был выбран его личный друг, Пафлак бин Андервуд. Перед казнью исполнялись печальные песни на инструментах, приличествующих рангу Мэнва, а правой руки Пафлака после того никто не касался на протяжении девяти дней и ещё девяноста.
Когда Тень Прим, не нынешний Прим, а один из его предшественников, за свои заслуги при усмирении Волнений среди Оутлэндских Овец был удостоен банкета, на коем во главе стола восседал сам Поименованный Устрашающим Именем, приглашённый наотрез отказался вымыть руки в том же умывальном тазу, что и Имя. На Бойне после этого ни о чём другом много дней не судачили, старшие Тени спорили между собой, имеют ли право повторять такой жест. Однако не было сомнений, что жест получился уместным, красивым и поучительным, и с той поры на банкетах стало обычаем почётному гостю трижды отклонять предложение омыть руки в тазу хозяина. Тазы же становились чем дальше, тем затейливее украшены.
В пору молодости нынешнего Тени Прим он получил от госпожи Иельнор её поддёвку перед падармом на Старой-82. Всю ночь перед поединком баюкал он одеяние на руках, даже, как говорили, целовал его, а поутру явился на падарм, накинув поверх шэньмата лишь поддёвку, без всякой рассеивающей брони. Из-за этого в бою его сильно изранили, а особенно серьёзные последствия возымела рана в боку. Но какой жест! Он был удостоен приза, хотя в формальном зачёте занял бы лишь третью позицию. Окровавленную поддёвку он отослал обратно госпоже Иельнор, та поцеловала её и на банкете вечером накинула поверх платья. Равн Олафсдоттр знала, что это всё было давно и новыми ветрами уж унесено, если вообще и имело когда-либо столь серьёзное значение. Однако потере этой она противилась и размышляла, достанет ли у неё самой устремленья к героической мечте прекрасной жизни, решимости продолжить однажды своим поступком длинную череду красивых жестов обречённых — чтобы на глаза Гидулы навернулись жаркие слёзы, а губы Ошуа Ди тронула издевательская усмешка.
У Объединенной Лиги Периферии своя версия решения проблемы устойчивости, по другую сторону Разлома, рассекающего Рукав Ориона на манер безобразного рубца, но тоже, по необходимости, феодальная, с Верховным Королем Тары и его Гончими.
О чистоте ирландской культуры в космической диаспоре за Разломом после многократных скрещиваний между терранскими изгнанниками заикаться бессмысленно:
Флагман был построен в греческой, готической, тюдоровской и тайской манере, а Фир Ли, который никогда даже не слышал об этих народах и стилях, сумел собрать и воплотить в корабле наиболее уродливые черты всех этих направлений.
Но жизнь заставит — еще не так раскорячишься между труб Красникова в бомболюке боевого звездолета,
ведь воля Ардри и его Верховного Шинейда до событий цикла распространяется от силы на неделю пути от Верховной Тары по Электрическому Авеню.
Вот и принимает добросовестный администратор на Новом Эйрене служебное имя Патрик О’Кэрролл, хотя на самом деле при рождении его назвали Людовик Ахмед Окпалауго. А после его гибели на тропу войны встанет танист (в русской озвучке — тэнейст), чьим служебным именем было Маленький Хью О’Кэрролл, даром что при рождении на Венешанхае его нарекли Рингбао делла Коста.
Впрочем, вся эта многотысячелетняя грызня, будем откровенны, выглядит довольно мелко после беседы Донована бьюи в Январском танцоре с бывшим королем кремнийорганических инопланетных захватчиков, которые сподобились не только разрушить древнее Содружество Солнц, сотворенное кропотливыми трудами Марисы ван Хёйтен, ее учеников, бизнес-партнеров и потомков,
но и модифицировать исторические анналы человечества так, что выжившие после Зачистки Терры и в космической диаспоре напрочь позабыли об истинной причине крушения, а приписали его восстанию угнетенных колонистов против Содружества.
